1
2
„Читатель ждет уж рифмы «розы», в смысле, продолжения хронологического рассказа о моих приключениях в Германии: как мы нашли квартиру, устроились, разные впечатления… Но я вообще-то не собиралась писать в таком духе. Во-первых, это было бы очень скучно. Во-вторых, там много слишком личного. И наконец, мне бы хотелось провести какое-то обобщение своего опыта.
Поэтому писать я буду по темам, как уже предупреждала – например, о медицине, образовании, транспорте, с упором, конечно, на свой личный опыт, но и с привлечением других данных.
Еще небольшое предупреждение: я совершенно не терплю обвинений во «вранье». Конечно, как каждый человек, я могу ошибаться. Где-то я могу излишне обобщить личный опыт. Но все это – не вранье, извините меня. Я не лгу и не терплю этого, для меня это – одно из тяжелых насильственных преступлений. Конечно, рассказами о реальности я часто вызываю у кого-то боль в известном месте, и начинаются вопли: вывсеврети! Вставная челюсть не может стоить 2000 евро, потому что этого не может быть никогда, в СССР в деревне Гадюкино не было музыкальной школы, значит вывсеврети, что в СССР у детей были более широкие возможности для занятий музыкой.
Когда человек противопоставляет свой опыт моему – это нормально. У всех опыт разный. Двух одинаковых людей с одинаковой судьбой вообще не существует. Но однако нужно еще и умение правильно интерпретировать опыт, оценивать его, сравнивать с другими. И уж кричать, что раз в нашей деревне спортивной секции не было, то их не было вообще и нигде, и я «вру»… ну словом, из своего круга общения я таких людей удаляю.
Есть и еще один аспект, но тут уж я совсем не понимаю, как можно так мыслить и так себя вести. Это морально-этические поучения свысока. А вот я же нашел работу, а вот я же вовремя ушла от мужа, а вот я же точно в таких же условиях (ну ТОЧНО, да) осталась в России, потому что родные березки и бабушкина могила. Плевать, что мои дети голодали, а у родителей я сидела на шее – мои личные чувства к березкам превыше всего. Дорогие мои, каждый решает за себя и в той конкретной ситуации, в какой он находится. К сожалению, желающих поучить меня свысока всегда находилось и находится более, чем достаточно – и их я тоже хочу предупредить, что самоутверждаться за мой счет можно, но только где-то вдали от меня и желательно так, чтобы до меня слухи не доходили.
После этого лирического отступления начну первую тему, и логично начать рассказ о Германии с того, что первым делом начинает занимать мысли приехавшего – о жилье.
Первые три-четыре месяца мы жили все вместе – свекровь, золовка с ребенком, я с ребенком, ну а муж на этот момент учился на курсах и приезжал только на выходные.
Это жилье достойно отдельного рассказа. Квартирохозяева были пожилая чета немцев, которая очень дешево сдавала половину дома. Причем они почему-то прониклись благотворительными чувствами к российским немцам – тогда нашествие российских немцев воспринималось так же, как сейчас беженцы из Сирии. Многие возмущались и рассказывали анекдоты: «Зачем ты учишь русский язык? Хочешь поехать в Россию? – Нет, я учу его, потому что хочу остаться в Германии». Однако многие «добрые люди» стремились помочь малообразованным диким российским папуасам, которые только что слезли с сосны и тут же ломанулись в Европу.
Квартирохозяин в молодости воевал на Восточном фронте. Мало того, в Ленинграде. Увидев меня, он еще раз повторил, что сам лично был радистом, не стрелял, никого за всю войну не убил, и они «ничего не знали, что происходит в городе».
Знали или нет – кто теперь поймет, но факт тот, что ему было как-то явно неловко от этой ситуации. Он потом в Ленинград съездил, и видимо, многое понял.
После войны квартирохозяин много лет работал директором школы. То есть семья была обеспеченная.
Меня такое отношение не удивило, я считала, что «немцы покаялись», что произошла денацификация, и совершенно не ожидала ничего другого. Иначе бы я туда не поехала.
Отношение к нам квартирохозяев было немного странным. Они нас опекали. Отдавали какую-то старую одежду. Свою знакомую пенсионерку-учительницу попросили со мной бесплатно заниматься немецким. Просто рай какой-то. Доброта неимоверная. Я ходила к этой учительнице раз в неделю – ну не то, что много, но лучше ведь, чем совсем ничего. На полнодневные курсы я ходить не могла, так как с ребенком свекровь не оставалась.
Правда, свекровь от такой безумной доброты как-то начала нервничать. Потому что квартирохозяйка ежедневно заходила к нам – нас разделяла-то одна дверь – и контролировала общую чистоту, температуру воздуха – ее нужно было держать не более 15 градусов зимой (в результате ребенок у меня сразу простыл), ведь отопление необходимо экономить! Не потому, что у них денег не было, а просто нечего баловаться. Уборка была моей обязанностью (вообще моей обязанностью, раз уж я сижу с 6-месячным малышом дома и ничего не делаю, была полностью вся уборка и готовка). Ежедневно я надраивала этот унитаз. Если эта уборка была не безупречной, квартирохозяйка выговаривала свекрови, а та устраивала головомойку мне. В общем, веселая была жизнь, ничего не скажешь. А ведь свекровь – как мне ни было обидно ее поведение, но понять ее я вполне могла – в СССР много лет трудилась прорабом на стройке (!), инженер-строитель с в/о, командовала суровыми челябинскими мужиками – да и своими скиллами хозяюшки-мастерицы на все руки очень гордилась. И теперь должна выслушивать про мытье унитаза от какой-то тупой домохозяйки. Нужны ей были при таких раскладах дешевое жилье, старая одежда, кофе с пирожными по праздникам и прочая благотворительность? Как-то, думаю, не очень.
Квартирохозяин пытался облагодетельствовать и моего мужа, устроить его учеником сантехника. Но у мужа были, конечно, несколько другие планы, ведь он все-таки 4 года проучился на самом престижном факультете в нашем городе – военная радиоэлектроника. (меня охмурял по принципу «ладно, признаюсь, я секретный физик»).
Через несколько лет наши родственники встретились с этим квартирохозяином на каком-то городском мероприятии. Рассказали, конечно, что вот А., мол, стал программистом. И передали нам ценное мнение этого квартирохозяина:
- Конечно, я всегда знал, что А. умный парень. Но все-таки в нашем обществе он занимает не то место, на которое его сюда пригласили.
Финиш. На этом месте мне стало уже понятно, что денацификация, видимо, прошла под девизом: бородку-то я сбрею, а идейки куда девать прикажете? Ну в общем, все логично: фольксдойче – это не совсем русские, их можно еще пригласить в Германию, но работать там они должны сантехниками. Старик просто мог позволить себе высказываться откровенно, без типичного общественного лицемерия.
Словом, конечно, мы были благодарны, но тем не менее, лихорадочно искали квартиры для съема. Свекровь регулярно ходила, как это сейчас называется, в риэлторскую контору. И наконец, квартиры нашлись почти одновременно – в одну переехала свекровь, в другую – ее дочь с ребенком, в третью – наша семья.
Интересно, что на тот момент у нас настолько не было представлений о съеме жилья, что вот этот процесс все наши родственники называли «получить квартиру». В СССР жилье, конечно, вопреки законам, сдавалось (сейчас точно набегут с криками вывсеврети!) – например, часто студенты снимали комнаты, отпускники снимали комнаты или угол у моря. Но пожалуй, дальше этого съем не распространялся, просто так вот взять и «снять» квартиру для жилья было совершенно не принято. Рабочим и учащимся предоставляли по необходимости общежитие, со временем человек получал квартиру в вечное пожизненное пользование (не формально, но фактически собственную).
Эмигранты тогда процесс съема жилья почему-то называли «получить квартиру». Это еще можно было бы понять, если бы, например, квартиру «предоставляла» биржа труда или социальная служба. Но хотя «социальщикам» квартиру и оплачивало государство, искать ее нужно было самим – по объявлениям, через маклерские конторы или через крупные фирмы-квартиросдатели (как было у нас).
Когда нам «дали» квартиру, я так и написала родителям. В ответ пришло возмущенное письмо со словами: «за какие это заслуги вам дали квартиру? Вы же никто и ничего в жизни не сделали».
Признаюсь, в этот момент я пережила то, что и многие эмигранты: на миг я ощутила преимущество немецкой социальной системы. Мои родители были убеждены, что молодой человек без диплома и трудового стажа по специальности с в/о – это «никто», и права на существование он в принципе не имеет. Конечно, я не рефлексировала (а многие и никогда этот момент не рефлексируют и не понимают), что это было исключительно личное мнение моих родителей, а вообще-то при социализме именно что и давали квартиры всем нуждающимся, а не за «заслуги» - просто квартир было недостаточно. Не понимала я и того, что никакую квартиру нам не «дали» и никогда не «дадут», а просто пустили пожить за деньги.
Хотя разница между собственной и съемной квартирой стала мне понятна сразу. Например, для меня лично проблема жилья вообще вставала лишь потому, что я хотела держать собак или хотя бы одну собаку. Для себя лично мне достаточно койки с тумбочкой. А в нашей первой съемной квартире это было запрещено. Радость от переезда как-то омрачилась мыслью «а зачем мне вообще отдельная квартира, если в ней нельзя держать собаку»? Мне это было непонятно.
Кстати, даже кошку в такой квартире нельзя держать. Кошка тоже считается "крупным домашним животным". Кроликов почему-то можно, хотя они могут разрушить побольше, чем кошки.
Ну ладно, конечно же, это баловство и никого не должно интересовать. Тем более, на тот момент меня больше занимали болезни ребенка, чем что-то другое.
Да и ребенка-то в дом пустили с большим скрипом. До нас этот дом специализировался для сдачи жилья пожилым. Мы там были единственной молодой семьей. Нас предупреждали, что не дай бог будет шум, не дай бог, ребенок будет мешать старикам… Но шума наш старший никогда не создавал, так что первое жилье было беспроблемным.
Рядом с домом была большая детская площадка. Но со старшим я в то время гуляла очень много, занималась много – практически на тот момент я больше ничего почти не делала, так что вкладывала в него всю нерастраченную энергию (ну и в хозяйство, конечно же). Мы бродили по окрестностям ежедневно, и вот я обнаружила, что далеко не на всех площадках нам можно было играть.
Зашли на площадку к соседнему дому – тут же вышли какие-то парни и попросили нас уйти. Потому что эта площадка «только для жильцов нашего дома».
На некоторых сразу «шильды» (объявления) такие висели. Мол, не для всех.
Это меня очень удивляло. Как и то, что невозможно было, как в России, свободно передвигаться между домами – повсюду заборы, даже большие куски леса, полей кому-то принадлежали и были огорожены. Там, где прямой путь составил бы полкилометра, из-за заборов приходилось делать крюки километров по пять.
Квартира же у нас была прекрасная – двухкомнатная, на 4-м этаже – но с лифтом. Две просторные комнаты, маленькая кухня (только для готовки). В строительных магазинах можно было выбрать любые обои, вообще там было абсолютно все. Мы купили самые дешевые шкафчики, муж сам собрал кухню. Нашли подержанную технику. В общем, конечно, это изобилие тогда очень поражало по сравнению с позднесоветским дефицитом (когда наша семья, например, обои везла из Ленинграда на поезде).
То есть в бытовом плане я была очень довольна.
Через 3 года, однако, нам пришлось переехать. Мы жили в маленьком городке, и пока муж учился, он ездил на учебу. Но потом нашел работу в более крупном городе, Падерборне, и мы переехали туда, сняв квартиру уже там. Я как раз забеременела и родила второго ребенка, дочку.
Наша первая квартира в Падерборне располагалась в небольшом трехэтажном доме. Это была трешка с огромной гостиной и крошечным закутком-детской. Зато довольно большой кухней. Маленькая детская досталась старшему, ну а младшая все равно до двух лет не слезала с ручек и не спала одна, так что она жила прямо у нас в спальне.
С этой квартирой у нас связаны аховые воспоминания, которые вызывают реакцию «вывсеврети» или «вы самивиноваты».
Конечно. Я все вру. Или мы виноваты сами. Вот вы бы точно всех поставили на место, разобрались как следует и наказали кого попало.
Journal information